В предпоследний день ушедшего года мы с Наташей ехали из Рамота в Модиин и, пока ждали автобуса, увидели “отобус меадрин” – сегрегированный частный автобус, на котором катаются ультраортодоксы. Залезли в него, благо бесплатно, только в отличие от моей предыдущей поездки, в этот раз харедибус был переполнен. В незабитом харедибусе мужчины в чёрных шляпах ездят спереди, а женщины в тюрбанах сзади. Но когда автобус переполнен, все садятся вперемешку, единственное правило – на пару соседних сидений садятся люди одного пола. Наташа села рядом с какой-то девушкой, а я встал рядом в проходе. Оказалось, это проблема. Когда я стою в проходе, заходящие в автобус женщины не могут со мной разойтись так, чтобы не дотронуться до меня. Пришлось мне сесть напротив. Передо мной сидел и говорил по телефону профессиональный сводник. Сводник рассказывал про нескольких юнош не то родителям невесты, не то её свахе, а одного – особенно нахваливал. Он серьёзный, ходит на занятия и даже вечером после шабата приходит заниматься один, и уже отверг трёх предложенных ему невест. Одну за внешний вид – нет, она, конечно, умна и он слушал её с интересом, но она слишком уж нехороша собой. Вторую – за несерьёзность намерений. Она слишком молода и сама не знает ещё, чего хочет. А третью – сводник не помнил, за что её юноша отверг. В общем, привередливый молодой человек. Но приятен наружностью, и за него готовы поручиться два рава! И у него тётя – сама Тартаковер (ну или Прилуцкер, или ещё какая-то такая фамилия). Очевидно, это должно было произвести впечатление на собеседника.

За спиной у Наташи и её соседки ехали две невоспитанные маленькие девочки, которые дрались между собой и заодно пинали кресло Наташиной соседки и швыряли в неё занавеску. На одной из остановок в харедибус зашёл несчастный солдат, сам был не рад, куда попал, ему хотелось спрятаться за свою винтовку. Кругом гомон, весь автобус обсуждает что-то, кто друг с другом, кто по телефону. Сводник нахваливает юношу, я угораю у него за спиной, Наташа пытается не смеяться в голос и отворачивается к окну, невоспитанные девочки орут друг на дружку на иврите: “Не бей меня!” – “А ты тоже меня не бей” – и продолжают драться, а вокруг – тускло-жёлтые горы и арабские деревни с минаретами.

И я вдруг вспомнил, что ещё год назад я сожалел, что работаю не в Тель-Авиве и езжу в Иерусалим по пробкам и горам, любуясь по пути колючей проволокой и гористой пустыней, что на запад от Модиина идёт чистая и комфортная железная дорога, там цивилизация, и на любой станции по пути можно купить чашку кофе и читать книги без тряски за столиком поезда, и только на восток надо добираться не пойми как. И за прошедший год я эту дорогу полюбил, и она стала родной, а на этом шоссе я стал замечать оливковые деревья в горах, и пустыня перестала казаться такой пустынной, и перекрёстки этой дороги стали приносить воспоминания – здесь я подобрал автостопщика и интересно поболтал, а здесь меня облаяла собака, а здесь можно выехать на секретное безлюдное шоссе, а здесь красивый вид с гор – и весь колорит этих мест стал не раздражать, а радовать, и харедибусы стали забавлять, и в них стало хотеться ездить просто ради впечатлений, и если когда мне придётся ездить от города на запад, я буду скучать по этому шоссе.

Так что это был год, за который я успел сжиться с этим безумным регионом. Теперь я его часть, а он – часть меня. Когда я в первый раз ехал по этой дороге из Модиина в Иерусалим, я думал, что к ней невозможно будет привыкнуть, словно я на другой планете. А теперь вдруг оказалось, что это моя планета. Хороший год был, я считаю!